if i fall flat on my face, then may my bones break under my own weight.
Fairly Local сейчас имеет для меня такое же значение, что и Famous Last Words два года назад. Все меняется незаметно, неуловимо, по частям - какие-то незначительные мелкие детали, из которых состоит весь мир, и спустя два года незначительных изменений я просыпаюсь в совершенно другой Вселенной. Это должно быть чем-то новым, неизвестным, но на самом деле здесь все такое же самое - осенью холодно, в моей комнате стены светло-зеленого цвета, шарфы набрасываются на мое горло в попытках задушить меня, но я все еще успеваю стянуть их вовремя. Эти песни заставляют меня чувствовать и плакать в два часа ночи, и это значит, что я все еще жива. Это не лучший способ выяснить, бьется ли мое сердце до сих пор, но у меня нет ничего другого.
Кардиограммы говорят, что у меня аритмия, люди в синтетических белых халатах говорят мне, что я загнала сюда себя, что мне нужно что-то менять, иначе все станет хуже. Люди в синтетических белых халатах красят свои волосы в искусственно-белый цвет и говорят меловыми голосами, здесь я чувствую себя черной дырой, взорвавшейся сверхновой, которую никогда не увидят телескопы или другие люди. Я могу умереть в любой момент, это не новость, мы все можем умереть в любой момент. Возможности искажаются, вероятности бесконечны и ускользают, едва я приближаюсь к ним, большинство происходящих вещей нематериальны. Это только я и мое воображение, которое не поддается контролю, которое вытворяет ужасные вещи. Те самые вещи, о которых потом говорят, что мне нравится выдумывать их.
Это не должно быть так болезненно, но всегда чертовски, блять, больно терять даже то, что тебя разрушает (заткни мою полуночную философию, заткни меловые и угольные голоса, заткни их всех, я просто хочу заснуть). Я люблю тишину по утрам, я люблю слушать Битлз и пить дешевый растворимый кофе с тошнотворно-сладкими искусственными вкусами. По ночам это не имеет смысла, по ночам ничего не имеет смысла, и мир до ужаса пугающий, а я все еще не умею защищаться. Поэтому я люблю утра и простые вещи, за которые можно зацепиться в попытках избежать своих мыслей и страха перед будущим. Я провальная и безнадежная, излишне эмоциональная, я не слушаю Fairly Local слишком часто, потому что из-за этого у меня возникает чувство, будто кто-то сверлит мою грудную клетку и вынимает мои внутренности, но по крайней мере я убеждаюсь, что я все еще существую; мне больно вдыхать этот воздух, но это значит только то, что мне все еще нужно дышать.
Но кроме меловых и угольных голосов есть еще одни, в наушниках и на экранах, и они говорят: stay alive.
Кардиограммы говорят, что у меня аритмия, люди в синтетических белых халатах говорят мне, что я загнала сюда себя, что мне нужно что-то менять, иначе все станет хуже. Люди в синтетических белых халатах красят свои волосы в искусственно-белый цвет и говорят меловыми голосами, здесь я чувствую себя черной дырой, взорвавшейся сверхновой, которую никогда не увидят телескопы или другие люди. Я могу умереть в любой момент, это не новость, мы все можем умереть в любой момент. Возможности искажаются, вероятности бесконечны и ускользают, едва я приближаюсь к ним, большинство происходящих вещей нематериальны. Это только я и мое воображение, которое не поддается контролю, которое вытворяет ужасные вещи. Те самые вещи, о которых потом говорят, что мне нравится выдумывать их.
Это не должно быть так болезненно, но всегда чертовски, блять, больно терять даже то, что тебя разрушает (заткни мою полуночную философию, заткни меловые и угольные голоса, заткни их всех, я просто хочу заснуть). Я люблю тишину по утрам, я люблю слушать Битлз и пить дешевый растворимый кофе с тошнотворно-сладкими искусственными вкусами. По ночам это не имеет смысла, по ночам ничего не имеет смысла, и мир до ужаса пугающий, а я все еще не умею защищаться. Поэтому я люблю утра и простые вещи, за которые можно зацепиться в попытках избежать своих мыслей и страха перед будущим. Я провальная и безнадежная, излишне эмоциональная, я не слушаю Fairly Local слишком часто, потому что из-за этого у меня возникает чувство, будто кто-то сверлит мою грудную клетку и вынимает мои внутренности, но по крайней мере я убеждаюсь, что я все еще существую; мне больно вдыхать этот воздух, но это значит только то, что мне все еще нужно дышать.
Но кроме меловых и угольных голосов есть еще одни, в наушниках и на экранах, и они говорят: stay alive.